Апрельская ведьма - Страница 62

Тетя Эллен улыбнулась своей новой, кривой улыбкой и поднесла дрожащую левую руку к черной повязке, закрывавшей правый глаз.

— Она моргать не может, — объяснила женщина на соседней кровати. — Поэтому и повязка. Чтобы глаз не пересох.

На мгновение Кристине показалось, что это та же самая тетка, которая десять лет назад кружила вокруг ее, Кристининой, больничной койки. И, обернувшись, так глянула на соседку, что та сразу вскочила со своей койки и зашаркала к дверям. Естественно, тетка оказалась совсем другая, и все-таки хорошо, что она ушла. И без нее на них с Тетей Эллен глазели еще четверо женщин.

Тетя Эллен все еще не могла говорить, лишь пузырьки слюны появлялись у нее на губах, когда она пыталась что-то сказать. Однако и Кристина, и Маргарета ее понимали. Маргарета уселась на краешке постели, подняла ее руку и прижала к своей щеке. Кристина опустилась на колени и уткнулась лицом в подушку Тети Эллен.

Никто из них ничего не говорил. Говорить было больше нечего.

Позже вечером все собрались у Стига в гостиной. Сам он стоял у накрытого стола с закатанными рукавами, а девочки сидели в ряд на новом цветастом диване. Слева Кристина, справа — Биргитта, а Маргарета как буфер в середине. Стиг не смел поднять на них глаз: уперся взглядом в документы комиссии по делам несовершеннолетних, громоздившиеся тремя белыми кипами на столе, пока долго и обстоятельно извлекал из нагрудного кармана сигареты и зажигалку. Прошла вечность, когда он наконец достал сигаретину из пачки «Джона Сильвера» и закурил.

— Да, — произнес он и выпустил облачко дыма. — Теперь вы сами все понимаете. Сами ее видели. — Он выдержал недолгую паузу, по-прежнему не отрывая взгляда от документов. — Значит, так. Комиссия нашла для Биргитты маленькую однокомнатную квартиру, а для Маргареты — новую приемную семью. Ну а Кристине придется возвращаться к маме в Норчёпинг.

***

Несколько часов спустя, когда белый предвесенний день за окном уже оделся в вечерний розовый шелк, Кристина заметила внизу Хубертссона. Он шел наискосок через стоянку в своем старом пальто и с портфелем в руке. Стало быть, шел домой, он никогда не надевает верхней одежды, направляясь в приют. Хелена, видно, совсем его заболтала. Хотя нет, идет он вроде бы в другую сторону, не к своему старенькому «вольво»...

Кристина бросает взгляд на часы — прием здорово затянулся, как она ни старается тратить на каждого больного поменьше времени. Следующий пациент 1958 года рождения. Прекрасно. Мужчины в таком возрасте обычно не склонны рассусоливать.

И, уже вставая, чтобы пригласить его, она снова смотрит в окно и видит, что Хубертссон остановился. Стоит лицом к поликлинике, и видно, что с кем-то разговаривает. Кристина ухмыляется, наверное, Хелена шпионила за ним в окно и теперь устроила ему нагоняй — почему не пошел сразу к своей машине...

Но Хубертссон явно не любит нотаций, он хмурит свои кустистые брови и что-то говорит, а потом сердито отворачивается и идет в сторону приюта. И на прощание помахивает портфелем.

Кристина уже однажды видела этот жест. Тридцать лет назад.

Это было в тот вечерний субботний час, когда города по всей Швеции затихают, когда магазины закрыты, а люди разбрелись по домам. Над Норчёпингом тяжело нависли влажные сумерки, желтые квадратики окон только-только затеплились на черных фасадах, а вокруг уличных фонарей засветились нимбы.

Кристина остановилась, закрыв за собой двери госпиталя, и какое-то время стояла на крыльце, натягивая перчатки. Спешить было некуда. С дежурства в госпитале в выходные ей всегда было некуда спешить.

Между перчаткой и рукавом куртки все равно остался зазор, за этот год в Норчёпинге она выросла на несколько сантиметров, и почти вся одежда стала ей мала и износилась. Хуже всего было с нижним бельем. Когда класс переодевался на физкультуру, она всегда старалась спрятаться за дверью, чтобы никто не заметил, что трусы у нее в дырках, а единственный лифчик заношен так, что стал серым.

Ей даже не приходило в голову попросить у Астрид денег на одежду, но она уже отложила двадцать крон из своего заработка, две серые десятикроновые купюры, засунутые под обложку учебника математики. И так будет, пока не накопит на новую куртку, ну а до тех пор можно и так походить. И потом, кто знает, как отреагирует Астрид, если вдруг обнаружит в передней новую одежду? А пока Кристина старалась подтягивать перчатки повыше или засовывать руки поглубже в карманы. Но лифчик она себе купит на следующей неделе. И трусы. Этого Астрид ни за что не заметит.

Натянув капюшон, чтобы прикрыть волосы от моросящего дождя, и опустив голову, она побрела наискось по блестящему асфальту двора, так и шла, глядя под ноги, пока не оказалась на Южной Променаден. А там замедлила шаг: у остановки стоял трамвай. Она мгновенно прикинула, во сколько ей обойдется билет. Нет. Слишком дорого и чересчур быстро. Если идти пешком, то пройдет еще целый час, прежде чем она попадет домой.

Вот тогда она его и увидела. Мир качнулся, как от удара, хотя она не сразу осознала, кого увидела. А в следующий миг все ее существо наполнилось ликованьем. Это он! Это он только что вышел из трамвая у Норчёпингского госпиталя!

— Хубертссон! — закричала она. — Хубертссон!

Его взгляд скользнул по ней не задерживаясь, на секунду показалось, что он собрался уже идти дальше, решив, что ему послышалось. Кристину охватила паника, и она очертя голову кинулась к нему и схватила за руку:

— Не узнаешь меня? Это же я, Кристина!

Он, чуть отступив, окинул ее взглядом: