Апрельская ведьма - Страница 60

Дрожащей рукой она принялась рыться в портфеле, ища пенал, и, достав свою самую тоненькую шариковую ручку, которой обычно только переписывала набело сочинения, аккуратненькими штрихами стала зачеркивать нацарапанные буквы. Какой идиот это написал, он даже орфографии не знает!

Маргарета заплакала, прислонившись к стене будки, горько, как ребенок, зарыдала, постепенно сползая на пол. Речь ее сделалась невнятной, но сдерживаться уже не было сил, теперь ей пришлось рассказать самое ужасное:

— И в школе говорят, она спала в прошлую субботу с тремя парнями... А когда я спросила ее, она ответила, что не помнит, что слишком много выпила. И еще смеялась!

В животе у Кристины трепыхнулась паника. Изо всей силы вдавливая ручку в стену, она провела еще один штрих поперек нацарапанной буквы, уже понимая, что это бессмысленно. Этих слов не истребить. Никогда.

Уверенность тяжким камнем пала внутрь тела. Кристина всегда знала, что однажды это произойдет. И вот она наступила — катастрофа.

Хелена уже стоит в дверях, когда Кристина отпускает четвертого больного.

— Как Хубертссон? — понизив голос, спрашивает Кристина.

— Ничего, вроде получше, — так же приглушенно отвечает Хелена. — Я только что выходила купить ему пару бутербродов. И вам купила... Пойдемте!

Кристина бросает взгляд на медицинские карты на столике возле двери. В приемной дожидаются по меньшей мере еще два пациента.

— А я успею?

— Да ясное дело. Надо ж вам поесть... Пойдем, пойдем.

Хубертссон все сидит у письменного стола, но уже развернул кресло к середине кабинета и спиной к компьютеру. Прежде Кристина никогда не обращала внимания на заставку на экране его монитора, а теперь замечает, что она изображает черный космос и тысячи звезд. И подымает брови: Хубертссон не станет делиться своим скринсейвером с кем попало. Пожалуй, Черстин Первая права, назвав ту больную его фавориткой.

— Я сходила проведать Дезире Юханссон, — прощупывает она почву.

Но Хубертссон не реагирует: он полностью погружен в исследование содержимого пакета, принесенного Хеленой. Бутерброды с ветчиной ему, судя по всему, пришлись по вкусу, но при виде минералки он сморщил нос.

— Не могла хоть слабенького пивка принести, — произносит он с укором.

Хелена снисходительно улыбается, как маленькому мальчику-шалунишке:

— Нет уж, сегодня про пиво и думать забудь.

— А хоть кофе-то можно?

— Сейчас, сейчас, — отвечает Хелена и, счастливо улыбаясь, устремляется к дверям.

Кристина впивается зубами в свой бутерброд, чтобы скрыть гримасу. Уж сколько раз в своей профессиональной жизни она сталкивалась с медсестрами, норовящими побаловать мужчин-врачей, и всякий раз ее охватывало все то же бессильное раздражение. Конечно, у нее куда меньше оснований раздражаться на Хелену, чем на большинство других сестер. Хелена не из тех, кто отказывается приносить карточки и анализы женщинам-врачам, в то же время сбиваясь с ног, чтобы получше услужить мужчинам. И все-таки по отношению к Хубертссону она ведет себя просто смешно.

А Хубертссон, похоже, воспринимает Хеленину услужливость как нечто само собой разумеющееся. Сидит себе с довольным видом, откинувшись в кресле, и попивает глоточками минералку.

— Ну, как ты теперь? — спрашивает Кристина.

Он чуть улыбается, отставив в сторону бутылку:

— Нет проблем. Как в семнадцать!

Кристина фыркает:

— Только вид малость подержанный — для семнадцати...

Он, ухмыльнувшись, переводит разговор на другую тему:

— Говорят, звонила Маргарета и передавала привет лично мне. Сколько она еще тут пробудет?

Кристина делает глоток из своей бутылочки с минеральной, чтобы потянуть с ответом. В последние месяцы он стал совершенно невыносим, пользуется любым случаем, чтобы завести разговор о Маргарете, Биргитте и Тете Эллен. Прямо из кожи вон лезет — и ведь видит же, как это ее бесит.

— Уехала уже, — кратко отвечает Кристина. — Она была проездом. Кстати, как я сказала, мне пришлось осмотреть одну из твоих пациенток в приюте, Дезире Юханссон. Черстин Первая закачала ей четыре клизмы стесолида по десять кубиков...

Но Хубертссон ее уже не слышит, он сидит совершенно неподвижно и смотрит в окно. Кристина следует за его взглядом: за окном на жестяном подоконнике сидит птица. Чайка. Она пристально смотрит на Хубертссона, изящным движением переступая с одной желтой лапки на другую и наклоняя белую головку. Потом очень медленно расправляет свои крылья, серые с белым и такие огромные, что они закрывают почти всю нижнюю часть окна. Это похоже на поклон. Нет, более того, на реверанс.

— Ну и ну... — вырывается у Кристины.

Ее голос словно проникает сквозь оконное стекло, птица вздрагивает и взлетает. Кристина все-таки встает, идет к окну и провожает глазами чайку, парящую над больничной парковкой.

— Как странно, — говорит она. — И вчера... Разве чайки не улетают на зиму?

— Не все, — отвечает Хелена, ставя поднос с кофе на стол перед Хубертссоном. — Часть остается зимовать. А что?

Кристина бросает взгляд на Хубертссона — тот уже успел выйти из оцепенения и, повернув свое кресло на пол-оборота, склонился над кофейной чашкой.

— Тут сидела чайка и очень странно себя вела. А вчера мы нашли мертвую чайку у себя в саду...

Хубертссон уже поднес было чашку ко рту, но тут снова замер:

— Правда?

— М-м-м... Она сломала шею. Эрик считает, она врезалась прямо в стену.

Хелена смеется:

— Наверное, у чаек эпидемия сумасшествия. Надо оповестить орнитологов.