Апрельская ведьма - Страница 56

Вскоре после этого проходя через парковочную площадку, она ощущает, что чувствует себя значительно лучше. Прохладный воздух бодрит, и каблуки ее звонко постукивают по мокрому блестящему асфальту. Неосознанным движением она подносит сзади руку к голове и расправляет волосы, чтобы свежий ветер с Веттерна коснулся затылка. Она с трудом подавляет внезапный порыв — раскинуть руки и закружиться: врачу общей практики даже от избытка чувств не пристало выставляться на всеобщее обозрение посреди парковки и ликовать просто от того, что небо такой глубокой синевы, что солнце сверкает белым блеском, что у каштана, что стоит посреди газона, явственно пульсируют почки, набухая жизнью.

Это новый воздух заставил ее так радоваться. Завтра ведь весеннее равноденствие.

Дома у Тети Эллен смена времен года обставлялась множеством обрядов и ритуалов. Накануне дня Вальборг, тридцатого апреля, с чердака доставались летние вещи, а к пятнадцатому сентября убирались обратно, вне зависимости от температуры и погоды. Если девочки жаловались, что еще слишком тепло или, наоборот, холодно, Тетя Эллен отвечала своей вечной поговоркой: весной потей, а в осень мерзни.

Кристина чуть улыбается. Тетя Эллен со своими стародавними повадками часто казалась забавной. Например, она свято верила, что даже в пятидесятые годы девочки по-прежнему ходят в школу в фартуках, как она сама в двадцатые. Поэтому Кристину снарядили в первый класс в клетчатом хлопчатобумажном платьице и вышитом фартучке. Но надо отдать должное Тете Эллен: она умела вовремя дать задний ход. Ведя Кристину за руку, она заметила других первоклассниц и тут же, нагнувшись над ней, развязала фартук и, сложив, убрала в сумку. Жалко, вообще-то говоря. Это был очень красивый фартук с Кристининой монограммой, вышитой крестиком на нагрудном кармашке, и с каймой из птичек по подолу. Теперь он лежит в шкафчике в «Постиндустриальном Парадизе», упакованный в пластиковый пакет вместе с другим рукодельем, какое Кристине удалось выкупить на торгах после смерти Тети Эллен. Когда она открывает один из этих тщательно заклеенных скотчем пакетов, то кажется, там еще витает запах Тети Эллен: крепкое мыло и тальк марки «Кристель». Но с каждым разом запах делается все слабее, так что достает она эти вещи только изредка.

Но любит думать о них. Знать, что они — там. Что они — ее. Только ее.

Когда Биргитта тоже перебралась в Пустую комнату, Кристину это особенно утеснило. Маргарета все делала в кровати — читала и рисовала, играла в куклы и готовила уроки, — Кристина же пользовалась кроватью исключительно для сна. Рисовала она и делала уроки за столом у окна. Но места для стола больше не было — туда пришлось поставить третью кровать. Тетя Эллен вынесла стол в холл. Но что толку — там было слишком темно. И за стол в столовой теперь тоже нельзя было садиться. Уже на третий день Биргитта ухитрилась разбить там фарфоровую статуэтку, и с тех пор столовая стала запретной зоной для всех троих девочек. Оставался обеденный стол на кухне. Но и там стало не так, как прежде: когда за этот же стол усаживались Маргарета с Биргиттой, сосредоточиться было невозможно. Они непрерывно болтали, хихикали и шепотом секретничали.

С появлением Биргитты покоя в доме больше не стало. Она была словно наэлектризована: от нее било током, и того, кто к ней приближался, могло здорово шарахнуть. Когда звонил телефон, она хватала трубку с рычажка и вопила «Алло!» прежде, чем Тетя Эллен успевала оглянуться, а если звонили в дверь, она летела вниз по каменной лестнице словно фурия. Она была не в состоянии сидеть на месте и читать, как Маргарета, или заниматься рукодельем, как Тетя Эллен или Кристина. Ее игры были шумными и буйными, а если она не играла, то, значит, затевала пакости. Правила, установленные Тетей Эллен, были ей нипочем: однажды она открыла черную кованую калитку и, вихляя рулем, выехала на дорогу на велосипеде Тети Эллен, в другой раз удрала, и Тетя Эллен только через много часов нашла ее на улице в центре города, где Биргитта жила раньше, а в третий — украла четыре кроны из денег, отложенных на хозяйство. А когда Тетя Эллен объяснила ей, что в наказание за кражу она проведет два дня в Пустой комнате, Биргитта высунула язык и заорала:

— Чертова старуха! Ты мне не мамка! Не смей мной командовать!

В тот раз Кристина зажала уши руками и зажмурила глаза. Но Тетя Эллен не сразу это заметила, потому что запихивала брыкающуюся и орущую Биргитту в Пустую комнату, чтобы запереть ее там на замок. Когда она вернулась на кухню, под носом у нее краснела кровь. По пути к раковине она покосилась на Кристину, все еще сидевшую в оцепенении за обеденным столом, и прошипела:

— Чего ты тут сидишь? Ничего такого страшного!

Но когда в следующий момент Кристина, терзаемая рвотой, уже стояла на коленках перед унитазом, Тетя Эллен снова стала собой. Она положила руку Кристине на лоб, а другой погладила по спине.

— Все будет хорошо, — шепнула она. — Все будет снова хорошо...

Но на сей раз Тетя Эллен ошиблась. По-настоящему хорошо больше уже не было. В первую же весну Биргитта их всех замучила, каждую по-своему. Таская за собой Маргарету, она носилась по всему дому и саду, подминая под себя метр за метром. Маргарета то хохотала, то ужасалась, теперь дни напролет ее бросало из ужаса в восторг и обратно. Все неузнаваемо преобразилось: чердак стал ведьминым прибежищем, подвал — жилищем привидений, а сад — опасными джунглями. Когда пора было идти спать, Маргарета принималась рыдать как маленькая. Тете Эллен приходилось не включать свет и не оставлять девочек одних в Пустой комнате и, сидя на краешке кровати, держать Маргарету за руку, пока она не заснет.