Биргитта и Дог вышли первыми, Дог, захлопнув дверцу, подбросил ключ сантиметров на двадцать вверх и поймал его немыслимо элегантным жестом, Биргитта стащила с головы косынку, поправила прическу, и они пошли.
— А можно мне мороженое? — сказала она и прижалась к Догу, продев свою руку ему под локоть. В тот день он тоже был очень хорош: искусно уложенный и набриллиантиненный кок на лбу и новая черная куртка из блестящего шелка. Он выписал ее по почте через торгующую врассылку фирму «Голливуд» в Стокгольме и ждал с нетерпением много недель, пока куртка не прибыла наконец под самый канун Иванова дня. С орлом на спине. Ни у кого из раггаров во всем Эстергётланде не было куртки с орлом на спине.
— А хуле, — ответил Дог и вытащил бумажник. Биргитта встала на цыпочки возле киоска с мороженым, сзади слышались громкие голоса и хлопанье дверей — остальные тоже вылезли из машин, — но она знала, что все свенссоны на рынке уставились на нее. На нее и Дога.
Дог тоже это сознавал, что было видно даже по его позе, когда он, наклонившись, заглянул в киоск, швырнул крону и сказал:
— Одно «Top Hat!»
Биргитта положила руку ему на спину:
— А сам не будешь?
Дог фыркнул:
— Еще чего! Бабьи сладости... А может, хочешь еще и клубники?
Клубники? Сдалась ей эта клубника! Но потом она сообразила — Дог любит сделать широкий жест. Хоть она с ним не дольше месяца, а усвоила, что когда на него накатит такая щедрость, то разевай рот и лопай. Как-то вечером ей пришлось запихать в себя три порции сосисок с картофельным пюре, пока он угомонился. Когда потом они лежали с ним на заднем сиденье, она чувствовала, как у нее в горле булькает майонез с огурцами и томатный кетчуп, но сумела, сглотнув тошноту, сохранить хорошую мину. Легко представить, что стало бы с Догом, если б она заблевала его «крайслер» кетчупом с майонезом. Правда, пока он ее еще не бил по-настоящему, только шлепал по щеке тыльной стороной ладони, когда она болтала лишнее. От этого у нее между ног пробегал огонек желания, но не такая она была дурочка, чтобы не понять: иметь дело с кулачищами Дога — штука малоприятная.
Обитатели Мьёльбю расступались, когда по рынку двинулся Дог, по-прежнему сжимая в руке бумажник. Сама она засеменила следом — в босоножках на высоченных шпильках, в них только и можно было, что семенить, — при этом старательно облизывая бумажную крышечку от мороженого. Все до единого мужики на рынке глазели на нее, и поэтому язык у нее сделался какой-то особенно длинный и острый, он медленными ласкающими движениями скользил по крышечке, подбирая все остатки шоколада и мороженого.
Возле прилавка, намеченного Догом, стояла целая толпа свенссонов, но они расступились как миленькие и пропустили его без малейших возражений. Биргитта протиснулась следом, облизывая свой фунтик.
— Клубники! — рявкнул Дог.
Крестьянин за прилавком поспешил схватить лоточек и доверху его наполнить, а Биргитта обернулась и лениво разглядывала ближайших свенссонов. Они понемногу очухались, стали негромко переговариваться и медленно смыкались снова. Совсем рядом с Биргиттой стояла тетка, ужасно похожая на Старуху Эллен: серое ситцевое платье в цветочек под застегнутым на все пуговицы поплиновым пальто, мелкие тугие кудряшки перманента надо лбом и сеточка для волос на затылке. Закопав поглубже свой коричневый кошелек в хозяйственную сумку, она протянула ее мужчине, стоявшему по другую сторону от Биргитты. Тот поспешно рванул сумку к себе.
— Сволочь! — завопила Биргитта. — Попридержи свои грязные клешни!
Дог резко обернулся.
— Он лапал меня за грудь!
Биргитта обвиняющим жестом ткнула пальцем в старикана с сумкой, успев уже убедить себя, что все было именно так. Конечно же было! А иначе отчего бы ее голос звенел теперь праведным гневом, отчего у нее внутри все дрожит от возмущения?
— Кто? — спросил Дог и поддернул рукава куртки. Манжеты в ней были на резинке, так что он мог подтянуть их до самых своих волосатых подмышек, не помяв и не сморщив черного шелка.
— Этот вон! В кепке!
Шея тетки пошла красными пятнами, она вклинилась впереди Биргитты и стояла теперь рядом со стариком.
— Не говори глупостей, — фыркнула она. — Эгон никого никогда не лапал за грудь...
— А ты-то что об этом знаешь, старушенция? С твоей-то рожей!
Это крикнул Сигге Гетинг. Остальная компания успела уже подтянуться, парни встали полукругом, окружая свенссонов. В центре, скрестив руки на груди, стоял Сигге Гетинг, тощий, смуглый, похожий на ящерицу. Девчонки возмущенно кудахтали позади: грязный старикашка лапал Биргитту за грудь! Ну вообще! Да как он посмел?
— Отвали, старуха, — сказал Дог самым мрачным своим голосом и отпихнул тетку в сторону.
Как в кино, подумала Биргитта. С Догом все получается, как в кино. А уж раз пошло кино, она приготовилась играть свою роль, — обхватив обеими руками руку Дога, прижалась к нему и заморгала часто-часто, словно смахивая слезы:
— Пойдем, любимый! Пошли. Ну его, этого грязного старикашку!
— Щас, — отозвался Дог и, поддернув рукав еще на сантиметр, прицелился в старика и врезал.
— Аоо! — взвыла его жена и шлепнулась наземь.
Биргитта жмурится от воспоминаний, медленно плетясь через улицу и пытаясь нащупать в кармане джинсов зажигалку. Кучка свенссонов устремилась вперед, они уже успели рассеяться на противоположном тротуаре, — а то она могла бы тормознуть кого-нибудь из них и попросить огоньку — просто чтобы полюбоваться, как они захлопают крыльями, будто перепуганные куры! Но пока обошлось — пальцы нашли в кармане, что искали. Расставив ноги, она останавливается посреди проезжей части и, прикрыв рукой огонек, делает первую затяжку. Слева раздраженно рычит машина, Биргитта, выпустив облачко дыма, корчит водителю зверскую рожу. Чего вякаешь? Пока еще зеленый горит!